-
27 января 2020
«Энергия ошибки» Игоря Самолета в МАММ
Дмитрий Янчогло
В конце декабря в МАММ открылась выставка Игоря Самолета «Энергия ошибки». В ней отчасти продолжены темы прошедших проектов Игоря: «Пьяные признания», «Взаимные обвинения» и «Сложные объятия». Самолёт как бы суммирует опыт последних двух лет, выстраивая большое и интересное высказывание об окружающей нас современности. Игорь представил множество объектов, называемых им «контент формами», превратив выставочное пространство в причудливый сад с башнями, триумфальной аркой и мягкими планшетами с напечатанными на них фотографиями и скриншотами.Игорь Самолёт — художник, описывающий повседневный опыт каждого из нас. Его работы в гротескной и ироничной форме показывают ту часть реальности, которая переживается нами каждый день: скриншоты, мессенджеры, бытовой мусор, зарядки, смесь политических новостей и случайных смешных запросов, личная переписка — все то, что составляет экзистенциальный ландшафт россиянина на рубеже 2010-х и 2020-х гг.
Этот ландшафт выстроен новой визуальностью — тем самым контентом, который является нам на экране. Именно цифровая информация, которую мы создаём и потребляем с помощью гаджетов проблематизируется Самолётом. Он говорит о новом поколении «20:20», загадывающим желание, при виде симметрии цифр в телефоне. Поколение «20:20» — современник и соучастник возникновения, благодаря цифровой революции, новой контент-визуальности.
Однако даже предметный мир, выбранный Самолетом для создания своих объектов показателен — работы сделаны с использованием мусора, пустых бутылок, мишуры, а изображения нанесены на трикотаж, который мы все носим.
Цифровая реальность, которой мы все более дорожим, соприкасается с самыми «неважными» вещами, но вместе с тем, наиболее близкими нашим телам, будням и праздникам.
При этом сама цифровая реальность не трактуется однозначно. Яркие и театральные объекты привлекают, кажутся веселыми, смешными, навевая впечатление легкой беззаботности тех кухонных посиделок с друзьями, которые составляют наши самые светлые воспоминания. Однако почти во всех работах есть нечто, в чем зияет другая, жуткая сторона наших дней.
Это может быть скриншот политической новости, объект в форме бомбы или что-нибудь такое же малозаметное, но пугающее. Впрочем, самое страшное не это, а создаваемое художником параноидальное впечатление. Использование своих плейлистов, скриншотов личной переписки и фотографий из Инстаграмма показывает — что вся наша жизнь находится в поле всеобщей доступности, а значит — открыта для слежки. В какой-то момент зрителя начинает не покидать впечатление, что за ним наблюдают — а вдруг камеры на башнях, которые стали иконографичными для Самолета со времён выставки в Фонде Смирнова Сорокина, включены, а чьи-то алгоритмы уже распознали наши лица и получили доступ ко всей информации, скрытой в наших смартфонах?
Переливающийся и смешной мир Самолета оказывается Венериной мухоловкой — монструозной ловушкой. Проходя через арку в зал, оказываешься в месте, где выход стоит за огромной, мягкой, но все же стеной из скриншотов. Художник предлагает нам довольно неоднозначный выход — прорыв в этой стене, который ведёт на балкон в квартире Игоря, где каждый может посмотреть на летний дождик. Но такой сентиментальный возврат к природе — зацикленное видио, т.е. (в отличии от объектов, которые реальны и предметны) часть цифрового пространства (кстати, на выставке оно буквально присутствует только в этом видео).
Ещё одна часть выставки, самая неоднозначная — работа с дневниками Олега Черневского — советского школьника, семья которого пострадала от Большого террора. Неоднозначность заключается в том, что этот жест можно рассмотреть как проведение аналогии между одной из самых трагических страниц отечественной истории и сегодняшним днём, что самое по себе спорно.
Так или иначе — самое интересное в записях Олега — то, что жизнь человека со всеми тихими радостями продолжается даже посреди тотального ужаса и страха, и, возможно, это даёт нам надежду в ситуации паранойи и ощущения слежки, которая начинается с прикосновения к экрану телефона.
-
19.01.2020
Интервью с Игорем Самолетом о его выставке «Энергия ошибки» в Мультимедиа Арт Музее (МАММ)
Владислав Арапов
Игорь Самолет — российский художник, родился в 1984 году на севере Росиии, в 2013 году окончил Школу Родченко. Художник дважды проводил персональные выставки с Мультимедиа Арт Музее, (куратор — Анна Зайцева), впоследствии с успехом показанные в Париже и Вене, Гамбурге и Афинах. В 2019 году Игорь Самолет стал лауреатом престижной премии для молодых художников Credit Suisse и Cosmoscow. Участник грантовой программы Музея современного искусства «Гараж» (2018-2019, 2019-2020).
— «Энергия ошибки» уже не первый проект, где ты используешь скриншоты переписок и фотографии, отправленные друзьям в социальных сетях («Не уверен, что вам это нужно, но вы должны знать, что я принимаю ванную в хвойном концентрате», «Санта-Барбара (серия 1721). В чем принципиальное различие прошлых экспозиций и «Энергии ошибки»?
— Изначально я занимался документальной фотографией. Позже стал рассматривать скриншот как продолжение работы с фотоизображением. Работать со скринами я начал с 2015. Интересно, что в физическом мире нет аналога скриншота, было интересно найти материал и параметры, которые бы убедительно переносили скрин из цифрового пространства в физическое. Скрин для меня стал частью моей визуальной системы. Поэтому проект Энергия ошибки это продолжение этой идеи.
Свои объекты я называю контент-формы, так как создаю их из своего повседневного контента.
— Когда ты придумал использовать скриншоты для своих инсталляций? Почему решил изучать тему виртуального пространства?
— Одна из моих работ «Вальс» стала переломной. Объектами для экспозиции стали меховые советские шапки с колокольчиками, которые очень медленно крутились по кругу. После этой работы я понял, что больше не хочу работать с советской и постсоветской материальной культурой. И начал искать визуальный ключ близкий мне и времени. В итоге в основу легла экранная культура смартфона, которая технически появилась 20 лет назад. Но переросла из гаджета для избранных, в данность и повседневный ритуал, лет 7-8 назад При этом, он сформировал свою собственную философию, а новые форматы коммуникаций (телеграмм каналы, мессенджеры, сториз итд) стали влиять на социальные и политические процессы в странах.
Особое место занимают скрины сдвоенных цифр. Это я подсмотрел за собой (видишь такое совпадение, скринишь загадываешь желание). Переместив это в поле искусство, я был удивлен реакцией - оказалось так делают многие. Получилось, что я обнаружил новую цифровую традицию, которая появилась когда с рук исчезли механические часы и мы стали смотреть время на экране телефона.
— В своей работе ты отражаешь «уязвимость человека внутри гигантского цифрового пространства» (кураторский текст), отсылая зрителя к роману Джорджа Оруэлла «1984». А в чем проявляется эта уязвимость? Не кажется ли тебе, что сейчас люди становятся все большими параноиками, боятся, что их фотографии выложат в открытый доступ, что информация выйдет в сеть?
— Мы живем в новых предложенных обстоятельствах -цифровых и нам приходится контролировать свой контент, правильно им распоряжаться. Наши личные данные, которые мы доверяем различным сайтам и ресурсам, классифицируют нейросети. Затем эта информация продается рекламным компаниям.
Кроме того, искусственный интеллект присутствует прямо в наших смартфонах, он подслушивает наши разговоры и потом, когда мы заходим в инстаграмм что-то посмотреть, предлагает нам то, о чем мы говорили пять минут назад. Сейчас я буду повторять слово «матрас», а потом увижу рекламу этих матрасов в сети. Из-за этого пользователей возникает ощущения неуютной прозрачности.
Для меня ярким примером различия в юридическом устройстве виртуального пространства является пример с Фейсбуком и ВКонтакте. В американской социальной сети мощный цензурный аппарат который прявляется на стадии публикации, с ВКонтакте же все наоборот — мы можем найти контент за гранью. И в этом принципиальная разница в подходах — в первом случае с тобой договариваются уже заранее и не дают опубликовать запрещенное, а во втором санкционируют по желанию. Так и со всем интернетом в России. Изначально нам разрешают все, но в какой-то момент внезапно придираются к чему-то конкретному.
— У тебя возникала когда-нибудь мысль: «Не буду это снимать, выкладывать, потому что...»?
— Забавно, а зачем обязательно выкладывать? я думаю не все нужно публиковать.
— Твоя выставка показывает, что «на смену живому человеческому общению пришли социальные сети и разнообразные чаты, эмодзи заменили слова». Это плохо или хорошо? Какое твое отношение к этому?
— Это просто эволюционное развитие и расширение нашего коммуникационного поля. Я не считаю, что это плохо. Важно гармонично в нем пристутствовать.
— Как восприятие скриншотов для тебя отличается в жизни (в МАММе) и в ленте профиля в Инстаграме?
— Они обретают в прямом и переносном смысле вес. Перевод в материал делает выбор более осмысленным, ты более внимательно всматриваешься в свой контент - анализируешь его и обнаруживаешь смысловые точки, в казалось бы беспорядочном потоке.
— На твоих фотографиях часто появляются штрихи и подписи белым цветом. Какой дополнительный смысл эти «белые линии» вносят в реальность фотографии?
— Иногда получается выжать из фотографии больше чем на ней есть. Штрих помогает убрать лишнее и сфокусировать внимание на нужном, по-новому пережить момент, пока эмоции еще не остыли. Обычно это происходит сразу после встречи, Я зависаю у метро и штрихую.
— Часть твоих инсталляций состоит из мусора: продукты ежедневного пользования от бутылки вина до зарядки от телефона и использованной бумаги. Как правильно интерпретировать эти работы?
— Я уравниваю контент в цифровом мире и реальный физический мусор. Отходы — это тоже часть нашего существования, доказательство того, что мы были в этом мире. Контент — также утверждает наше присутствие только уже в цифровом поле.
Наш цифровой след останется и после нас. Некоторое время я следил за одной художницей в Инстаграме, она размещала там свои рисунки, вроде веселые, но с грустинкой. В какой-то день она опубликовала картинку «Конец». Я тогда задался вопросом: «Что — конец? Почему — конец?». Ее не стало на следующий день -болезнь, а ее профиль в инсте, до сих пор есть. Иногда я туда захожу, получается как мемориал.
— Судя по твоим работам (например, круг с открытыми вкладками на телефоне) ты пристально следишь за общественно-политической повесткой в нашей стране и не только: рейтинг Путина, явка на выборах в Мосгордуму, реновация, Трамп, Родченков. Это происходило на протяжении все твоей осознанной жизни, или ты стал следить за новостями в какой-то определенный момент?
— Это случилось, когда я переехал в Москву семь лет назад. Я сразу попал в информационное поле, игнорировать которое невозможно. Идешь по улице на работу и становишься свидетелем акций и митингов. Возник интерес к социальной и политической повестке, позже я выработал для себя механизмы гуманного восприятия новостной ленты, так сказать обрел медиаграмотность. Например, я не смотрю новостные видео, на мой взгляд, это самый мощный инструмент манипуляции: картинка, монтаж, голос диктора. Читаю в основном тексты.
— Ты говоришь только про Москву?
— Не только. Например в городе Котласе долгое время проходили протесты из-за станции Шиес. Казалось бы, небольшое место, что там может происходить. Вдруг возникает социальный протест против свалки мусора, на улицу выходят местные жители. Даже в маленьких городках может возникнуть запрос на диалог.
— Один из твоих постов в Фейсбуке, представленный в виде части экспозиции: «Выбираю комод, а параллельно Сирия, ракеты, хим.атака». Не кажется ли тебе, в эпоху постинтернета, вседоступного пользования виртуальным миром в социуме ещё больше развился «синдром сопереживания»? Это когда мы переживаем за то, что к нам в принципе не относится. Еще пример — пожар в Нотр-Дам-де-Пари.
— Да, информации стало действительно очень много. Но эмпатия со стороны тех, кто потребляет ее, теперь меньше. Если впитывать все вокруг, то можно сойти с ума. Некоторые мои друзья отказались от новостей, они не смогли выработать для себя щадящий механизм восприятия информации.
Пример с Норт-Дамом для меня — удачный медиа-эффект. Мы переживаем больше за то, что больше присутствует в медиа пространстве. При этом, до этого события произошел другой пожар, сгорела деревянная церковь 17го века, Успения Пресвятой Богородицы в Кондопоге. Реакция на этот пожар и на пожар в Соборе Парижской Богоматери несравнимы.
Я выбираю комод в Москве, попутно наблюдая за тем, что происходит в мире. Соотношение мирного и агрессивного происходит одновременно, в одну секунду. Меня всегда удивляет одновременность этих событий, которую дает нам почувствовать именно цифровые новостные каналы.
— Возникало ли у тебя желание провести информационный детокс, абстрагироваться от цифрового пространства?
— Я периодически этим занимаюсь. Могу выпилиться из инсты и фэйса на пару месяцев, чтоб разгрузится эмоционально.
— На одном из плакатов на твоей стене «стене скриншотов» значится фотография с митинга за свободный интернет, на ней написано «Интернет — наш единственный шанс». Как ты понимаешь эту фразу? Почему ты решил использовать именно эту фотографию с митинга?
— Интернет и смартфоны всех уравняли. Например, музыкальная карьера сейчас легко начинается на ютубе и можно обойтись без продюсеров и тв эфиров. Появилась разветвленная горизонтальная структура коммуникаций -чаты, сториз, телеграмм-каналы, ютуб итп. Для нашей страны существующей по принципу вертикалей, последние сто лет - это явление неожиданное. Государство задается вопросом «А что с этим всем делать?». Поэтому возникают интернет проекты (активный гражданин, яндекс. район итп), которые хоть как-то позволяют государству быть в этом поле и регулировать его.
— Должен ли художник говорить о политике? Отражать ее в своем творчестве?
— Это вопрос выбора. Я работаю с цифровой повседневностью, поэтому пройти мимо новостного поля - сложно, это часть ландшафта. Но до приезда в Москву я говорил на совершенно другие темы, например, время и пространство. У меня есть северный цикл работ про бессмертие, горы и природу.
— Почему для сравнения двух видов саморепрезентации, ведения дневников ты выбрал девятиклассника Олега, который описывал свою жизнь в 1937 году?
— Очень давно в интернете я нашел фотографию дневника Олега Черневского, он рисовал графики чувств к объекту обожания — девушке. Мне он запомнился, потому что тогда меня увлекала идея рационализации и математизации чувств. В процессе работы над проектом «Энергия ошибки», я вспомнил про дневник и мне показалось органичным ввести его в смысловое поле работы. Дневник Олега находится в архиве Международного общества «Мемориал». После того как мы с куратором Аней Зайцевой приехали туда и посмотрели на дневник вживую, почитали его - обнаружили, что на главный вопрос, который звучит в моей работе «Как быть счастливым в предложенных исторических обстоятельствах?» - мы с Олегом отвечаем одинаково. Каждый из нас находит счастье в мелочах. Даже в столь трагических обстоятельствах (отца Олега Всеволода арестовали по обвинению в военном заговоре, а их семью выселяли) Олег влюбляется, празднует новый год - вообщем пытается быть счастливым.
— После этой выставки у тебя станет больше подписчиков в Инстаграме, чем было. Изменишь ли ты как-то свой контент в социальной сети?
— Я не уверен, что разительно больше. Но я думаю контент требует всегда некого осмысления перед его публикацией.
